У вас было такое, что вы внезапно понимали, что в голове у окружающих людей происходит _черт знает что_, и что картины Босха меркнут перед ужасом, творящимся у них в сознании?.. Несколько лет назад один мой друг вернулся из армии и рассказал о своей службе много интересного. В частности, о солдате, ДВАЖДЫ наглотавшемся стекла, чтобы уволиться со службы, об офицере, пытавшемся в наказание заставить моего приятеля проэпиллировать грудь воском (потому что он не успел побриться перед построением), о том, как сам этот приятель, став сержантом, в наказание заставил подчинённого в противогазе ползать под кроватями, а другого, заснувшего во время вахты, заставил ползти назад в часть по снегу, а сам шёл рядом и бил его прикладом. На фоне этого истории о том, как он будил другого подчиненного посреди ночи, чтобы заставить его заваривать себе чай и развлекать себя беседой, начинали выглядеть почти невинно. Все это совершенно не мешало моему знакомому твердить, что армия – это бесценный опыт, что она «делает людей мужчинами», и что служба по призыву – это замечательная школа жизни.
…Разумеется, я понимаю, что это нормальная реакция на травму. С эволюционной точки зрения вся наша сложная, парадоксальная и удивительная психика – всего лишь способ увеличить нашу адаптивность. Что бы с нами не происходило, наша психика сделает все возможное, чтобы к этому приспособиться. И эта потребность приспособиться лежит в основе всех парадоксальных состояний нашей психики, в частности, состояния, когда мы превозносим и оправдываем то, что причиняло нам страдание («физические наказания – это нормально, меня били в детстве, и я вырос достойным человеком!», «надо разоружиться перед Партией, признать свои ошибки и раскаяться…», «армия делает нас Настоящими Мужчинами» etc).
Еще можно заметить, что в основе всех таких парадоксальных состояний лежат отношения власти и подчинения. Когда человек сталкивается с какой-то непреодолимой силой, которой он не способен противостоять, он оказывается перед выбором – либо сражаться не на жизнь, а насмерть, практически без надежды на успех, либо сойти с ума от осознания невыносимости происходящего, либо… найти происходящему какое-нибудь объяснение и оправдание, и искренне _поверить_ в то, что так и нужно. А наша психика, как уже говорилось выше, очень адаптивна, так что чаще всего люди выбирают третий путь.
Я понимаю, как это работает, но, к сожалению, это не значит, что такие проявления парадоксального сознания меня _не задевают_. Они вызывают во мне бурю противоречивых чувств – негодование, и изумление, и жалость, и брезгливость, и бессильный гнев. И еще что-то, чему нет названия. Вы помните эксперименты с пирамидкой? Испытуемым показывали пирамидки, белую и черную, но всех участников группы подговаривали в один голос утверждать, что обе пирамидки – белые. Но там исследователей интересовали механизмы группового давления и групповой солидарности, поэтому никто не потрудился описать и идентифицировать эмоции того, кто слышит, как другие говорят, что обе пирамидки белые, хотя он точно ЗНАЕТ, что вторая пирамидка – она черная. Она, блядь, черная, и тут двух мнений быть не может, и, наверное, весь мир сошёл с ума, раз они говорят такую чушь, ведь это невозможно, потому что она черная, черная, черная, и все тут!
Так вот. Недавно на Фантлабе я попал на обсуждение романа Роберта Хайнлайна «Звёздный десант». Ни эта книга, ни Хайнлайн, как таковой, меня никогда раньше не интересовали. Но меня заинтересовал полярный разброс мнений о романе. Одни говорили, что книга восславляет фашизм и милитаризм и романтизирует самые гнусные армейские порядки. Другие яростно опровергали это утверждение и заявляли, что книга – о воспитании характера, ответственности, доблести и мужестве, а кто видит в этом «воспевание фашизма» - тот, мол, сам мудак.
Чтобы вы понимали – книга Роберта Хайнлайна строится вокруг идеи, что полные гражданские права, включая право избирать и быть избранным, должны получать только люди, прошедшие военную службу. Те, кто служил в армии – это элита общества, только они способны решать за себя и за других. Автор пытается подвести под это некий философский базис – что, мол, только те, кто готов взять на себя полную ответственность за судьбу своей страны, включая готовность пожертвовать за неё жизнью, достойны прав и привилегий, которые связаны с гражданством. Но, ей-богу, эта мысль гораздо больше говорит об авторе, чем об ответственности. Ставить знак равенства между ответственностью и готовностью к смерти – это, во-первых, некрокульт, а во-вторых – явная подмена понятий. Скажем, накачанные пропагандой ребятишки из Гитлерюгенда, как никто другой, были готовы отдать жизнь за свою страну, но было ли их поведение ответственным?..
Но все становится еще смешнее, когда добираешься до личной подоплеки этой замечательной концепции. Из биографии Хайнлайна на Фантлабе я узнал, что он «окончил среднюю школу в Канзас-Сити в 1924 и учился год в колледже. Его брат Рекс пошёл в военно-морскую академию в Аннаполисе, и Хайнлайн избрал то же будущее для себя. Он собрал множество рекомендаций и послал их сенатору Джеймсу Риду. Рассказывали, что Рид получил сто писем с просьбами назначения в Annapolis... Пятьдесят — по одному на каждого кандидата, и пятьдесят от Роберта Хайнлайна. Роберт поступил в академию в 1925 годы».
Удивительно знакомый механизм, не правда ли? Человек возвращается из армии с уверенностью, что он сделал нечто, что возносит его высоко над всеми прочими людьми. И очень раздражается, что остальные этого не понимают и не признают того, что для него кажется очевидным – того превосходства, которое ему дала эта «школа жизни», которая «сделала его мужчиной»… и так далее, и все тому подобное. Его приучили смотреть на гражданских сверху вниз, он пестовал в себе это презрение и чувство собственного превосходства, потому что, по большому счету, это все, что у него есть за душой, и больше похвалиться ему нечем. А тут внезапно выясняется, что всему остальному миру на презрение армейских наплевать, что люди, в большинстве своем, чихать хотели на ту иерархию и ту систему ценностей, которой он живет, и для них важно что-нибудь совсем другое. Для кого-то показатель значимости – его докторская диссертация, для кого-то – деньги, для кого-то – его дети.
Очень неприятное и дискомфортное открытие.
А дальше – кому что. Одни, напившись, начинают наезжать на всех подряд с позиции «мы были в армии!» (см. песню Калугина). Другие весь остаток жизни будут всем доказывать, что «не служил – не мужик!» и яростно цепляться за свое так называемое «мужество». А вот Хайнлайн придумал мир, в котором ему и ему подобным было бы отведено единственное подобающее их заслугам положение – место элиты общества, чьё превосходство и право решать за других закреплены законодательно. Смешно и грустно. Но, скорее, все-таки смешно. Платон претенциозно полагал, что государством должны управлять философы, поскольку был философом. Хайнлайн мечтал, что управлять должны военные, поскольку был военным. Замечательная иллюстрация того, что люди любой эпохи и любой профессии способны мыслить совершенно одинаково, как только они позволяют своим личным предпочтениям, мотивам и желаниям вмешаться в свои рассуждения.
Что интересно – та реальность, которую сам Хайнлайн описывает в своей книге, является самым лучшим контраргументом против его философии.
Автор пытается уверить нас, что армия воспитывает в людях мужество и осознание своей ответственности? Вот разговор сержанта с подчиненными:
«Кто чихнул?
Молчание.
— КТО ЧИХНУЛ?
— Это я, — раздался чей-то голос.
— Что я?
— Я чихнул.
— Я чихнул, СЭР!
— Я чихнул, сэр. Я немного замёрз, сэр.
— Ого! — Зим подошёл к курсанту, который чихнул, поднёс кончик жезла почти к самому его носу и спросил:
— Имя?
— Дженкинс… сэр.
— Дженкинс… — повторил Зим с таким видом, будто в самом слове было что-то неприятное и постыдное. — Могу представить, как однажды ночью, находясь в патруле, ты чихнёшь только потому, что у тебя сопливый нос. Так?
— Надеюсь, что нет, сэр.
— Что ж, и я надеюсь. Но ты замёрз. Хмм… мы сейчас это дело поправим. — Он указал своим стеком. — Видишь склад вон там?
Я невольно бросил взгляд в том же направлении, но ничего не увидел, кроме расстилавшейся до горизонта степи. Только пристально вглядевшись, я различил наконец какое-то строение, которое, казалось, было расположено на линии горизонта.
— Вперёд. Обежишь его и вернёшься. Бегом, я сказал. И быстрее! Бронски! Пришпорь-ка его.
— Есть, сержант! — Один из той компании со стеками, окружавшей сержанта, рванулся за Дженкинсом, легко его догнал и звучно стегнул по штанам стеком.» (с)
Итак, армия – это когда на ваших глазах человека демонстративно унижают, наказывают и бьют за то, что он _чихнул_. По моему скромному убеждению, ответственность любого человека, на глазах которого происходит нечто подобное, состоит в том, чтобы вступиться за более слабого и помешать творящейся несправедливости. Храбрость, опять же, требует того же самого – не молчать, как трусливый баран, и не радоваться, что издеваются над кем-нибудь другим, а не над тобой, а помешать насилию. Как можно говорить об ответственности за судьбу нации или своей страны, если эти люди не способны взять на себя ответственность за то, что происходит у них на глазах?
Но армия, как и тюрьма, воспитывает в людях только один принцип – «тебя не *бут – не подмахивай». Каждый, кто обладает властью и относится к начальникам – твой царь и бог. Не имей собственного мнения. Забудь о личных принципах и личной совести. Молчи. «Не залупайся». Не качай права.
Армия – величайший инструмент для воспитания безответственности, инфантильности и трусости.
Пребывание в армии приводит к искажениям мышления, которые по своей тяжести и глубине сродни шизофрении. Например, вот как Хайнлайн (устами своего героя) описывает очередное испытание в учебном лагере:
«Благополучно прошли все, кроме двух парней, которые погибли в скалах. Нам пришлось вернуться в горы и потратить тринадцать дней на то, чтобы разыскать погибших. Тогда мы и узнали, что десант никогда не бросает своих, пока есть хоть малейший шанс на надежду.
Мы нашли тела, когда уже понимали, что их нет в живых, и похоронили со всеми почестями. Посмертно им было присвоено звание сержантов; они первыми из новобранцев лагеря поднялись так высоко» (с)
Ответственность. Вы помните – это все про гражданскую ответственность! В реальности Хайнлайна воспитание ответственности и готовности принять гражданские права требует достичь такого состояния ума, чтобы человек даже _не задумался_ о том, что их начальники должны нести ОТВЕТСТВЕННОСТЬ за гибель двух солдат во время обычного учебного задания. Необходимо, чтобы человек настолько спятил, чтобы начать видеть логику в том, чтобы наградить бессмысленно погибших званием сержантов вместо того, чтобы отдать под трибунал виновных офицеров. И, конечно, очень важно, чтобы люди перестали рефлексировать, а их мышление свелось к пафосным лозунгам вроде того, что «десант не бросает своих».
Очень удобно, когда сотни человек мыслят одними и теми же клише, и каждое клише запускает в каждом мозге какую-то простую, чистую эмоцию – ярость, гордость, чувство превосходства, чувство принадлежности… Эти условные рефлексы должны стать превыше самой реальности. По сути, идеал армейской подготовки – это превращение сложной, непредсказуемой и противоречивой личности в собаку Павлова.
Когда такие вещи показывают в фильме «Академия Смерти» (про подготовку будущей элиты Третьего Рейха), то мы сразу понимаем, что это что-то плохое – ведь кино же про фашистов! Но когда автор описывает вымышленных персонажей и старается подать такие вещи в положительном ключе, масса читателей с Фантлаба тут же перестает понимать, где тут фашизм.
Если быть честным, то меня пугает даже не романтизация насилия в книге, написанной бывшим военным в 1959 году, в разгар Холодной войны, а _отрицание_ этой романтизации моими современниками. Как будто мир не изменился до неузнаваемости, как будто эти люди продолжают жить все в том же 59-м.
Вот, полюбуйтесь:
«До чего оказалось приятно и удивительно, когда роман стремительно захватил и воодушевил! Черт знает каким образом, но казарменная романтика накрыла меня с головой и не отпускала большую часть книги. Ух, мысленно я наворачивала круги по плацу вместе со всем отрядом главного героя, и мне действительно хотелось попасть в такой лагерь» Мета, 2015 год
Прочтешь такой пассаж, сидишь и думаешь – она вообще понимает, чего ей хотелось? Чтобы на неё орали, оскорбляли и лупили стеком? Чтобы обращались к ней вот так:
«— Слшш меня!.. Внима… Млчать!.. (…) Эй вы, обезьяны… нет, даже «обезьяны» для вас слишком хорошо. Жалкая банда мартышек… За всю свою жизнь я не видел такой толпы маменькиных сынков. Втянуть кишки! Глаза прямо! Я с вами разговариваю!» (с) Хайнлайн, Звездный десант
Говорить, что это романтично, соблазнительно и круто – все равно, что заявлять, что обе пирамидки белые.
А вот другой читатель пишет про ГГ, что он
«изменится несколько раз, от максималистичного подростка, до сурового закаленного в боях элитного десантника (…) Мы видим как произошла эта трансформация, что чувствовал Рико сначала, когда почувствовал вместо сыра и печенек суровой, но в то же время добрый сапог сержанта Зима»
AlexandrCynic, 2017 год (орфография авторская).
Чтобы все было ясно: сержант Зим – это тот самый человек, который издевался над чихнувшим рядовым.
А как вам словосочетание «почувствовал суровый, но в то же время добрый сапог»?.. _Сапог_, ребят. Мне лично вспоминается оруэролловский О’Брайенн – «Если вам нужен образ будущего, представьте себе сапог, топчущий человеческое лицо — вечно!». Проблема в том, что, если людям показать сапог, топчущий чье-нибудь лицо – то очень многие будут его приветствовать. Ведь это же суровый, но справедливый, добрый и необходимый человечеству сапог. И вообще, он делает из макисмалистичных подростков суровых и закаленных мужчин.
Честное слово, эти выверты сознания страшнее Босха и Чужих из космоса.